Философия и искусство, как способы познания мира и выражения мыслей хорошо дополняли друг друга на протяжении человеческой истории.
Философы часто иллюстрировали свои логические выводы через искусство, которое больше работает с выражением мыслей через чувственное восприятие, а деятели искусства во все времена опирались на философию для более точной передачи замысла и чувств через аллегории и смысловые абстракции, построенные на логике.
Через искусство легче передать опыт определенного типа, раскрыть смысл сложных абстракций или призвать из глубин души чувства, чем пытаться это сделать формальными методами. А вот чтобы выразить нечто, нужно сначала это осмыслить, и этому способствовала философия. Поэтому оба направления помогали человеку формировать и передавать сложные образы и мысли в такой форме, которая была бы лаконична и понятна собеседникам с разным опытом и образованием. Это и те формы мышления, результаты которых могли бы быть достаточно легко публично представлены широкому кругу зрителей, учитывая технические возможности людей древности.
Не факт, конечно, что зрители всегда правильно понимали посыл или вообще были способны уловить его в сложном абстрактном узоре образов, но у идей по крайней мере был на это шанс. Этот шанс увеличивался, если обсуждение искусства или философского текста принимало форму соревнования, где участвовали и «оценивали» идеи профессионалы, разбирая увиденное и объясняя свою точку зрения, а зрители только наблюдали.
Еще больше шанс понимания увеличивался, если самому принимать участие в тех или иных состязаниях. Тогда желание победить или хотя бы «выступить достойно» будет стимулировать изучать нюансы дела.
«За шахматной игрой» Артуро Риччи (Arturo Ricci, Флоренция, Италия, 1854 – 1919 гг., холст, масло), Государственный музей искусств им. А. Кастеева в Алматы.
Июнь 2019 – Июль 2021
Автор благодарит РР, ТМ, ОХ и ЖЮ за плодотворные беседы, которые привели к написанию этого эссе.
ps. Это эссе — лишь мнение автора, который не является профессиональным историком и мало владеет предметом обсуждения. Это попытка разобраться и помочь себе и читателю поставить вопросы для самообразования, а не научный труд.
Искусство — это некий причастный истинному суждению склад [души], предполагающий творчество. Аристотель, Никомахова Этика, Книга Шестая, 4
Искусство — это некий причастный истинному суждению склад [души], предполагающий творчество. Аристотель, Никомахова Этика, Книга Шестая, 4
Удивительно, но кажется, что на протяжении человеческой истории именно в те времена, когда процветала философия — развивалось и искусство, наступала «эпоха просвещения».
А с отказом от философского и культурного осмысления мира — прекрасное исчезало из жизни людей, наступали «темные времена», искусство и свободу мысли законодательно запрещали, и процветало перекладывание отвественности за судьбу человека на высшие силы, правителей или что угодно другое.
Может, дело не в философии и искусстве как таковых, а каких-то процессах «в головах», которые формировали социальный запрос, скажем, на сложные формы досуга, а с ними и на мышление и высококультурные разговоры?
Иногда людям было выгодно использовать разум, получать знания, развивать волю, выдержку и силу, так как это сулило успех в обществе. Например, в Древней Греции или в Эпоху Просвещения. А иногда консенсус во социуме складывался так, что лишние знания объявлялись вне закона, и было выгодно для выживания отказаться от мышления, забыть о воле и отвественности. Ведь могли назвать то ли ведьмой, то ли еретиком и сжечь за научные открытия.
Возможно, именно соревнования в абстрактных областях искусства и философии, уход от точного в нечеткие облака реальности с множеством вариантов, то есть усложнение восприятия, а так же принятие разных мнений — способствовало развитию социума, установлению новых репутационных механизмов, взаимному уважению, терпению и формированию нового самосознания людей и (постепенно) нового консенсуса.
ЧЕЛОВЕК ИГРАЮЩИЙ
И философские размышления и творчество — обе деятельности являются по сути своей игрой — такая идея впервые была озвучена Хёйзинга в его труде «Человек Играющий» (Homo ludens).
Первое — это философская игра ума с данными, а второе — это игра воображения. Обе деятельности — проявление т.н. «инстинкта агональности» — стремление человека к состязательности. Не только Хёйзинга говорил о состязании, как о врожденном качестве млекопитающих, но так же Плутарх, Гоббс и Ницше.
Может показаться, что животные устраивают состязания ради утверждения статуса, захвата ресурсов или привлечения внимания противоположного пола, но на самом деле многие из них соревнуются между собой просто ради самой игры.
В таких состязаниях животные не агрессивны и не пытаются ранить соперника, а просто развлекаются и получают удовольствие от общения. Так же играют не только взрослые особи, но и все молодые животные. Впрочем, даже волки в борьбе за лидерство никогда не убивают и не калечат соперника, а лишь слегка прикусывают его горло, чтобы зафиксировать превосходство.
Человеческое желание состязаться — это тоже своего рода общение и игра. Игра не является биологической потребностью млекопитающих и тем более человека, и сам Хёйзинга использовал термин «инстинкт» в переносном смысле, подчеркивая вечную потребность человека в состязании — но не в игре.

Carl Reichert (1836-1918, Austrian)
Удивительно и то, что как только игра становится обязательной — она перестает быть игрой.
Теряется что-то магическое и волшебное в игре «из-под палки» — она может быть только добровольным порывом или уже не игрой, а обязанностью.
Между игрой и состязанием может быть тонкая грань. Часто эта грань — в голове участвующих. Так, один игрок может воспринимать происходящее, как игру, развлечение или общение, а другой — как серьезное состязание: для кого-то поражение будет незначительным событием, а другой воспримет как трагедию. Игра и участие в ней — субъективные вещи.
Цели игры тоже разные и могут быть больше, чем просто удовольствие. В целом, дети учатся с помощью игры, а взрослые используют ее ТОЛЬКО для отдыха.
Говорят, что у игры могут бы и второстепенные функции. Кто-то использует игру для размышления, другой — для обучения, или даже чтобы лучше узнать оппонента. В таком случае игра перестает быть игрой и становится инструментом достижения цели.
Добавление к обучающему процессу «игровых функций» не только не делает его игрой, но и инфантилизирует и ухудшает процесс формирования знания, отвлекает от сути. Примитивные навыки и понимание социальных ролей можно получить через игру, чем обычно и занимаются дети, имитируя и «играя» в умения — в повара, в доктора или в маму.
Однако, через игру не передаются знания, поэтому умение засунуть воображаемый градусник подмышку игрушке ребенка не делает его или ее доктором, а научившись катать на коляске куклу — не поймешь что значит быть хорошим родителем.
Основной элемент игры — радость, её же дает и победа в состязании. Но победа — не всегда цель. Да и во многих неформальных состязаниях, например, у участников симфонического концерта или на выставке скульпторов — нет и не может быть победы — они там не за этим, но некий элемент состязательности все равно присутствует. Причем к таинству приобщаются не только участники, но и зрители.
Каждый зритель, даже не будучи экспертом в области творчества, в меру своих сил и понимания невольно становится слушателем монолога творца, пытаясь понять его или ее замысел и составляя себе мнение об удачности попытки передачи идеи. И чем абстрактней творчество, тем больше к нему вопросов и споров.
Игру от состязания отличает и цель играющих. В игре это прежде всего удовольствие от самой игры, в состязании цель прежде всего в победе. Цена победы может быть условной, ничего не значащей, как в уличной игре в настольный теннис между двумя школьниками, так и огромной, если речь идет о финале Турнира Большого Шлема.
Остается ли игра — игрой для профессиональных игроков? Скорее нет, чем да. Люди, сделавшие из развлечения ремесло, перестают им наслаждаться в полной мере. Дело в том, что вступая в игру, участники признают ее правила и принимают все происходящее в игре «за чистую монету». Игроки как бы ненадолго покидают человеческую реальность и попадают в «мир игры». Профессионалы же не просто играют в игру лучше других и хорошо знают правила, но и никогда не забывают о своих целях в реальной жизни вне игры (победа, шоу, пиар итп).
Профи как бы одной ногой в реальности, а второй — в игре, то есть на них игровая иллюзия не действует — они ее не принимают, чтобы не увлечься, некого «измененного состояния сознания» не происходит, механика портала не срабатывает, в общем «магия» игры на них не распространяется.
«Это бизнес, детка, ничего личного».
В настоящей игре игроки прежде всего вступают в игру ради нее самой. И только так. Иначе это не игра. Профи не играют в игры, а участвуют в состязании.
Поэтому шуточная дворовая игра в теннис между школьниками может быть для них субъективно такой же важной, как и игра для игроков команды в финале чемпионата мира по футболу. Потому что это уже борьба и состязание, а вовсе не игра.
В чем же разница? В работе мозга. В игре человек позволяет процессу ввести себя в иллюзию, так как все вокруг «понарошку», то есть не настоящее и терять нечего — можно увлечься. Суть в том, что потраченное время и эмоции — реальны, а результат в настоящей игре виртуальный (выигрыш и проигрыш — ценны только для игрока).
Так игрок обменивает ценности реальности на эмоциональные фантики мира воображаемого, а это черная дыра, ведь ценность фантиков нулевая и «греют» они только одну секунду на момент получения. Так неразвитые личности попадают в капкан лудомании, когда иллюзорно считают фантики реальными жизненными достижениями. Именно поэтому игры хорошо гасят потребность достигать, как соска-пустышка дает иллюзию наполненного маминой титькой рта.
В Турнире Большого Шлема или любом другом серьезном состязании все по-другому: там игра — всего лишь ритуал, за которой скрывается настоящее состязание не на жизнь, а на смерть. И там цена победы высока, и она абсолютно реальна (деньги, статус, слава, внимание, признание итп). Так же реально и поражение в состязании.
Как получить все? ценой всего!
Признание реальности и значит шанса потерять все и все равно вступление в состязание — это принятие на себя отвественности через Волю, которое личность укрепляет. Поэтому игры взрослых людей — инфантилизируют и отправляют в иллюзии, а соревнования наоборот, развивают и «взрослят».
Взрослый развитый человек может вступить в игру только ради развлечения четко понимая, что кроме краткосрочного удовольствия никаких других преимуществ игра не даст. Но зачем выбирать для отдыха и развлечения игру, когда есть более сложные и утонченные виды досуга? Тут каждый решает сам.
Поэтому в рамках данного эссе автор будет мало уделять внимание играм. Если мы говорим о взрослом населении и социуме, о сложных абстрактных вещах, о философии и искусстве, то уместнее говорить о соревновании, а не об инфантилизирующих социум играх, нужных не для развития сознания, а только для развлечения и затуманивания разума иллюзиями.
В настоящей игре нет и не может быть переносимой в реальность отвественности, а если она есть — это уже не игра, а иллюзия игры, как в казино: кажется все шутка и веселье, но кошелек почему-то незаметно опустел…
Там, где нет ответственности за свои действия — нет и не может быть развития. Поэтому игры и все что с ними связано влиять на общество могут только развращая и отупляя его.
Да, игрок может выпестовать некоторые навыки, но не может добыть знания. Знания о реальности в иллюзиях не рождаются. Поэтому рассмотрим далее в эссе некоторые периоды человеческой истории в контексте состязаний, культуры и формирования социума через них.
39-летняя многократная победительница Большого Шлема Винус Уильямс (на фото) проиграла ключевую игру 15-летнему подростку на Wimbledon в Июле 2019.
ДРЕВНИЕ ГРЕКИ
Пожалуй, одной из самых ранних «эпох просвещения», из повлиявших на современный мир, была Древняя Греция. В пятом столетии до нашей эры (2.500 лет назад) в Афинах наступил так называемый «Золотой Век» — момент наивысшего расцвета государства и общества. Афины были одной из первых демократий. Здесь, возможно, зародилось критическое мышление, современные политические правила и искусство.
В Афинах того времени жило очень много известных по сей день деятелей. Знаменитые философы, ученые, драматурги, историки, скульпторы — все трудились примерно в одно время, а вспоминают их люди тысячи лет спустя. Французский философ Эрнест Ренан назвал этот период «греческим чудом».
Афины процветали за счет торговли и привлекали огромное количество мыслящих и творческих людей со всего мира своим отношением к прекрасному и новому. Город рождал удивительные проекты. Построенный в то время храм Парфенон, посвященный хранительнице города богине Афине и по сей день считается непревзойденным шедевром архитектуры.
Некоторые источники утверждают, что расцвет Афин произошел благодаря усилиям его государственного лидера — знаменитого оратора и полководца Перикла. Его называют «отцом демократии» и именно этому факту пытаются приписать расцвет города. В этой статье мы подробно рассмотрели, почему Перикл не может являться главной причиной появления греческого Золотого Века.
Мудрые и умеющие логически мыслить соплеменники изрядно критиковали своего правителя, и только в наше время он обрел образ рыцаря демократии в сияющих доспехах добродетели. Причем, власти он добивался как демагог, но правил уже как настоящий монарх, харизматический лидер, о чем пишет Плутарх. Кроме Перикла в были и другие выдающиеся полководцы и афинские государственные деятели, такие как Мильтиад, Фемистокл и Кимон и многие другие.
Но не будем вдаваться в сложную греческую архонтику в рамках данного эссе, социальное устройство этого общества заслуживает «отдельной песни». Желающие могут начать с ней знакомство с труда Аристотеля «Афинская полития».

Разве мог один человек (пусть даже богатый и влиятельный) изменить за несколько лет общество? Да еще и так сильно, чтобы в головах людей произошли значительные изменения и уверенные шаги к бОльшей свободе духа, которые ярко видны даже через тысячи лет?
Возможно, нам следует поискать некую идею, которая привела к новому уровню понимания реальности, позволила сразу большому количеству людей отбросить какую-то старую иллюзию и прийти к новой договоренности, к новому консенсусу.
И такая масштабная духовная идея в Древней Греции была: греки поставил под сомнение влияние богов на бытие. Впервые покусился на святое об этом начал говорить, как считают историки, Ксенофан Колофонский. По его мнению пестрая греческая мифология была продуктом исключительно человеческого воображения.
Чуть позже Фалес Милетский подхватит его мысли, а затем они оба станут примером свободы критического мышления для целой плеяды мыслителей Золотого Века, фактически подтолкнув развитие науки и философии.
Идея свободы судьбы человека от богов и отсутствие предопределенности является одной из важнейших философских концепций, на которых основано современное общество. Судя по сохранившимся записям, именно в Древней Греции философами, как Евой из священного писания, впервые был «сорван плод с дерева познания» и Человек принял на себя всю ответственность за свою жизнь и будущее.
А значит, ЧЕЛОВЕК (а не боги) теперь мог менять мир вокруг себя и это повлекло за собой изменения отношения к природе от раболепного подчинения и страха к любопытству и осмыслению, что повлияло на развитие ремесел, науки и культуры. Подробнее об обретении свободы от иллюзорных верований через принятие отвественности мы говорили в эссе «ТЕОРИЯ СВОБОДЫ».
Почему именно Афины стали сердцем нового свободного от предрассудков греческого мира? Возможно, потому что в Афинах, идя к власти Перикл и его конкурент Кимон, как и властители до них — тратили огромные деньги на развитие искусства, театра и ремесел.
Кимона можно условно назвать отцом философии, ведь он не только заботился и о досуге граждан, но и начал создавать социальные пространства для общения в городе.

Согласно Плутарху, он «первый отвёл и благоустроил места, где можно было проводить время в утончённых и достойных свободных граждан свободных занятиях и беседах: городскую же площадь обсадил платанами. Академию же, до того лишённую воды и запущенную, превратил в обильно орошаемую рощу с искусно проведёнными дорожками для бега и тенистыми аллеями». Правитель так же построил Расписную Стою (стоа —длинная галлерея-портик с крышей и рядом колонн), в которой обосновалась философская школа стоиков во главе с философом Зеноном Китийским. Кимон занимался не только строительством, но и содействовал видным деятелям культуры и искусства того времени, поддерживал философов.
Позже, получив возможность управлять, его конкурент Перикл — «добрый царь», тоже полагался на классические приемы развития и укрепления власти — поддержку религии, войну, строительство и благотворительность. Поэтому вместо внутренних раздоров, общество было сплочено верой, занято защитой от внешних угроз, накоплением ресурсов и созиданием прекрасного, в том числе для восхваления военных подвигов и побед.
Тут все же следует уточнить, что должности архонтов в Греции были выборными и эти стратеги редко задерживались на строк более года, а за ошибки в выбранной ими стратегии, от которых пострадало общество — их могли не только снять с должности, но и наказывать.
Например, уже упомянутый Мильтиад в конце своей карьеры придумал военный поход на Кикладские острова. Под его предводительством афиняне осадили остров Парос, но блокада окончилась неудачей. За бессмысленную растрату общественных средств и потерю жизней он был обвинён в «обмане народа», приговорен к штрафу в 50 талантов. Он и сам дорого заплатил за свою ошибку, так как вскоре умер от полученных в походе ран. На первый взгляд, Перикл отличается от своих коллег-архонтов именно тем, что ему каким-то образом удалось успешно находится у власти (единолично или в компании с другими стратегами) не один год, а около двадцати лет.

МУЗЫКАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
В трудах греческих философов часто можно встретить упоминания о музыке. Ей уделяли внимание и рядом с размышлениями об политическом устройстве, и о хорошем воспитании. Как мы упомянули выше, греческие политики тратили большие деньги на развитие культуры. Почему?
В политическом смысле музыка и театр были важнейшими инструментами влияния на людей через культуру. В то давнее время политики обращали внимание на формы воздействия на население через абстрактные формы искусства.
Музыка была самым доступным средством и поэтому самым регулируемым государством. Скульптуры и живопись стоили дорого, и малое число ценителей умели понимать их «немой язык». В стране многие люди не умели читать, понимание мира через песни и музыку давалось людям гораздо легче.
Музыка была простой и понятной, она звучала в домах, на площадях, в театре. Музыканты могли следовать за войском в многочисленных походах и поддерживать музыкой боевой дух солдат в дороге и во время боя.
Поэты стремись создавать не просто стихи, но положить их на музыку. В крайнем случае их декламировали сопровождая ненавязчивой мелодией. Все религиозные церемонии, праздники и пиршества обязательно сопровождались выступлением музыкантов.
Греки верили, что музыка воздействует на нравственное развитие человека. Возможно, верно и обратное — исполнители часто подстраиваются под требования своих зрителей, и если они [зрители] не утонченны, а грубы, то и музыку будут требовать играть на свой вкус — грубую, еще больше развращаясь сами и развращая исполнителя, который в конце-концов всего лишь ремесленник, производящий товар на заказ.
…[если] исполнитель занимается музыкой не ради своего усовершенствования в добродетели, но для удовольствия слушателей… [то] исполнители обращаются в ремесленников… Грубость зрителей вызывает изменение самого характера музыки, так что и сами профессиональные исполнители, подлаживаясь под вкусы зрителей, претерпевают изменения и со стороны своих внутренних качеств, и со стороны телодвижений. Кн. 8, VII. 1, «Политика», Аристотель
…[если] исполнитель занимается музыкой не ради своего усовершенствования в добродетели, но для удовольствия слушателей… [то] исполнители обращаются в ремесленников… Грубость зрителей вызывает изменение самого характера музыки, так что и сами профессиональные исполнители, подлаживаясь под вкусы зрителей, претерпевают изменения и со стороны своих внутренних качеств, и со стороны телодвижений. Кн. 8, VII. 1, «Политика», Аристотель
Музыка для греческих мыслителей имела разумный смысл только с голосом, то есть в форме песни. Есть греческий миф, в котором богиня мудрости Афина изобрела флейту, но отбросила ее в сторону. Аристотель так объясняет его значение: «Недурное объяснение придумано было этому, а именно будто богиня поступила так в гневе на то, что при игре на флейте лицо принимает безобразный вид. Настоящая же причина, конечно, заключается в том, что обучение игре на флейте не имеет никакого отношения к умственному развитию, Афине же мы приписываем и знание и искусство.» («Политика», Кн. 8, VI. 8.)
Как мы видим, уже в то время в Греции была наука об умственном развитии граждан через искусство. В некоторых греческих городах свободные граждане были ОБЯЗАНЫ играть на музыкальном инструменте или участвовать в хоровом пении. Детей тоже воспитывали с помощью музыки.
В соответствии с законами, детские игры и соревнования юношей часто сопровождали медленной и спокойной музыкой, чтобы «смягчить природную горячность». Об этом упоминает Плутарх, Аристотель в Поэтике и Политике. Элиан Клавдий в «Пестрых рассказах» упоминает, что задолго до греческой, — в критской цивилизации были правила воспитания юношей через определенную музыку: заучивание законов в песенной форме, гимнов и песен о прославленных героях.
Государство решало не только то, какие музыкальные инструменты приемлемые и какое их устройство допустимо (например, сколько струн), но и то, какие мелодии можно играть. А нарушителям устанавливало штрафы, чтобы песни не выходили «за рамки умеренности» как пишет в «Пиру Мудрецов» Афиней.
Платон признает удовольствие, доставляемое музыкой («Политик» 288 с), советует все же обращаться с ней осторожно, чтобы удовольствие не перешло в невоздержанность («Пир» 187 е).

Северин Боэций, римский теоретик музыки, изучая древнегреческий мир нашел и описал в своем труде «Наставления о Музыке», в котором автор перевел на латынь обширный обзор древнегреческих знаний о музыке. В «наставлениях» он приводит спартанский государственный декрет в отношении некого музыканта:
«Поскольку Тимофей Милетский, прибыв в наше государство, пренебрег древней музой и, отклоняясь от игры на семиструнной кифаре [и] вводя многозвучие, портит слух юношей, [а также] из-за многозвучия и новизны мелоса делает музу неблагородной и сложной, а вместо простого и упорядоченного устанавливает строение мелоса хроматическим, вместо энгармонического (и слагает [его] беспорядочно), вместо соответствия с антистрофой, а вызванный на соревнования в честь Элевсинской Деметры, сочинил [произведение ], не соответствующее содержанию мифа о родах Семелы [и] неправильно обучал молодежь — было постановлено, в добрый час: царю и эфорам выразить порицание Тимофею и заставить [его] из одиннадцати струн отрезать лишние, оставив семь, чтобы каждый, видя строгость государства, остерегался вносить в Спарту что-либо не прекрасное, чтобы никоим образом не нарушалась слава состязаний».
Такая суровая спартанская цензура, хотя в Спарте не любили всех иноземцев, опасаясь инакомыслия, а публичных — тем более. Древние Греки недолюбливали спартанцев, воевали с ними, считали их грубыми и неразвитыми, предпочитающими разуму физическое развитие. Спартанцы любили простую музыку, о чем писал и Плутарх.
Говорят, Тимофей показал потом спартанцам какую-то древнюю статуэтку Аполлона, на инструменте у которого было столько же «лишних струн», как и у осужденного. С богом не стали спорить, и музыканта оправдали («Пир Мудрецов», Афиней).
Между музыкой и государством постоянно проводили параллели. Так как в музыке звуки должны звучать согласованно, то и в государстве каждый должен жить в гармонии с окружающими соблюдая законы. Поэтому «тех, кто звучит не согласованно, нужно приводить к гармонии, то натягивая, то отпуская струны, как [это делает] музыкант» (Плутарх «Наставление о государственных делах», XIV).ё
Победителей музыкальных состязаний, которые «делали все правильно», хвалили и почитали, как прославивших богов, венчали венками, увековечивали в виде статуй, а так же наделяли дарами, деньгами, вниманием и привилегиями.
Если же кто-то осмеливался изменить что-то в музыкальном послании, то существовала цензура. Эту традицию переняли и в Риме: в «двенадцати таблицах», где в законодательной форме были зафиксированы юридические нормы жизни Древнего Рима, определенное место отводилось и музыке. По одной из таблиц, смертная казнь назначалась за исполнение или создание песни, оскорбляющей какого-либо человека (Цицерон «О государстве» IV 10, 12).
ЧУДО В ГОЛОВЕ
Кажется, главное в Древней Греции было «в головах» — менталитет и идеалы свободы, этики, верховенства разума и личности, кажется, были не только в размышлениях философов и обсуждались за закрытыми дверьми академий, но и были вынесены «в народ» с помощью театра и состязаний. Героизм можно было проявить и на поле боя в многочисленных войнах, и участвуя в постоянных состязаниях.
Все необычное, хотя и воспринималось с осторожностью — но приводило в восторг. В Афинах на тот момент столкнулось старое (религия и мировоззрение) и новое (критика и философия). Возможно, это запустило процесс культурной и ментальной трансформации общества — переход от «мифоса» к «логосу», от бессознательного восприятия мира к его созерцанию, осмыслению и изучению, от иллюзий субъективного взгляда, склонного к мистицизму там, где нет четкого понимания — к попыткам увидеть объективную реальность.
Подробно о поиске знаний и осмыслении / созерцании мира по книгам Аристотеля мы обсудили в этой статье.
В Афинах логически-рациональное мышление развивалось вместе с абстрактным образно-художественным, и когда для выражения мыслей не хватало языковых инструментов (определений), на помощь приходили художественные аллегории.
Именно в греческой философии сложилась традиция отличать «истину» от «мнения» (об этом чуть ниже).
Греки так же делили науки на изучающие вечное (основанные на разуме) и изучающие временное (основанные на эмоциях). Поэтому они считали, что созерцательная деятельность и знание ради знания является намного более совершенным и почетным занятием, чем практическая деятельность (ремесленничество, производство, торговля).
Аристотель в своей книге «Никомахова Этика», уверяет, что достойным греческим гражданам вообще не подобает заниматься ремеслом или извлекать из чего-либо пользу, а лишь размышлять и музицировать ради удовольствия. Ведь именно мыслительная деятельность является высшей и наиболее подобающей человеку (божественной). Об этом мы обсуждали здесь.
Кстати, в «Политике» он же уточняет, что не всякий инструмент полезен для развития, и отвергает, как мы уже обсудили выше, например, флейту, так как она занимает рот и человек будто животное — теряет способность говорить и выражать свои мысли, т.е. перестает быть человеком.
Развитие ораторское искусства, как способа демагогов управлять умами народных масс, тоже в некоторой мере продвигало развитие и логики и образного мышления.
Позже, в Древнем Риме риторику вообще объявят «царицей всех искусств» (видимо, за неимением других), но и в Древней Греции появлялись учителя, обучающие владению словом всех желающих.
Но просто умения говорить громко и четко — мало, нужно обладать большим набором знаний истории, культуры и навыками логики и дебатов. Поэтому стремление к знаниям, пусть как и к источнику власти, а так же публичные состязания в ораторском искусстве: дебаты и обсуждения — тоже сделали свой вклад в расцвет Афин.
ИСТИНА и МНЕНИЕ (лирическое отступление)
Следует заметить, что формально истина — это тоже мнение, но мнение бОльшего числа людей, точнее, истина — это то, то что общество договорилось считать таковой в виду пока еще не оспоренных логических доводов и благодаря повторяющимся результатам экспериментов.
Однако, эксперимент и статистика в целом не является отражением реальности. Если мы подкинем монетку 15 раз подряд и каждый раз выпадет «орел» — это еще не значит, что так будет выпадать всегда. Хотя, чем больше экспериментов сделать и чем больше времени тестировать — тем больше вероятность приблизиться к реальности. Но тут могут появиться технические проблемы, так как не всегда у человека есть ресурсы и возможности быть настолько упорным в своих исследованиях.
Поэтому технически любая истина, например, какой-нибудь вывод об устройстве реальности — истиной не является, а все равно остается мнением, но считается истиной на основании консенсуса (что «хватит уже исследовать» и «и так сойдет»).
Так так человек не в состоянии познать реальность во всей ее широте, мы не можем объективно считать любой вывод окончательной истиной и наука, развиваясь, регулярно опровергает предыдущие истины и находит новые.
Поэтому наши знания о мире — то есть то, что человечество считает истинным и верным пониманием реальности не обязательно истиной является, но для упрощения человеческой жизни мы договорились считать это истиной на данный момент.
В эссе о сканерах, в его четвертой части есть такое объяснение о «реальности штрих»:
Как маленький зеленый шарик Планеты Земля парит в бесконечных необозримых просторах холодного космоса, так человек ощущает себя слишком маленьким, чтобы ежедневно осознавать всю полноту безбрежной реальности и эффективно существовать в ней. Поэтому люди договорились “есть реальность по кусочкам”, создавая себе мини реальность, искусственно ограничивая мир, договариваясь друг с другом о том, в каких рамках они буду понимать бесконечное и вечное. Так появляется человеческая вселенная, некая реальность-штрих.
Однако, размышления об истине, мнении и знании человечества о вселенной заслуживают подробного отдельного эссе. Вернемся к Грекам.
ГРЕКИ И АГОН
Греки обожали состязания. Они соревновались буквально во всем — от стихосложения, игры на музыкальных инструментах и в прочих искусствах — до физической красоты и спортивных навыков. Соревнованиями украшали празднования и устраивались в честь божеств.
Первоначально термин «агон» был неразрывно связан с древнегреческой комедией: им обозначался спор между персонажами, поэтому и в жизни агоном называли любой спор или столкновение мнений. Позже греки стали применять этот термин и при соревнованиях в виртуозности игры на музыкальных инструментах, пении, танцах, рисовании и других навыках.
Высшее воплощение древнегреческая агонистика получила в различных видах Игр (например, Олимпийских) — соревнованиях гимнастических, атлетических и в искусствах.
Ментально, было много героического в греческой соревновательности — она основа едва ли не всех древнегреческих мифов.
Если из мифов убрать все конфликты интересов, то рухнула бы вся система верований того времени и один из основных смыслов существования: походить на древнегреческих мифологических героев — легендарных победителей в сложных ситуациях, разгадывателей загадок и несокрушимых воинов. В мифах и боги все время соревнуются друг с другом в самых разных вещах — от красоты и ума до силы.
Состязаться означало для греков прикосновение к чему-то прекрасному и возвышенному, состязались ради культурного обогащения себя и общества.
На более ранних этапах развития греческого общества игры оберегали общество от войн и междоусобиц, так как являлись местом решения споров, «выпуска пара» и общения. Если упростить, то у жителей полисов было два основных культа: 1) страх и уважение к многочисленным богам и 2) почти такое же по степени важности восторженное отношение к победителям состязаний.
В основе любого процесса обучения греков тоже было заложено состязание. Так греки с юных лет начинали свой путь к одобрению согражданами полиса через доказательство первенства в понимании наук, тонкостей искусства и умении владеть телом. Однако, важно было не возгордиться своими успехами и не стремиться к развитию только ради победы.
В нашем мире обучение тоже построено на соревновании. Но оно проходит не в борьбе за понимание прекрасного и этичного, и не в выражении этого понимания, как у древних греков. Современные отроки, с младенчества усвоившие навык не мешать взрослым «докучливыми вопросами», в основном соревнуются в слепом зазубривании материала и искусстве предугадать требование учителя и угождать наставникам.
Школьники соперничают даже не за титул быть «первым среди равных», а всего лишь за абстрактную оценку, которая по сущности ничего не значит в их текущей и будущей жизни, не отражает их реальных знаний и навыков, а только демонстрирует соответствие некой системе. Нет ничего героического в такой победе для маленького человека, хорошие оценки для него — просто подтверждение, что он «ОК» — но непонятно для чего и для кого. С таким же непониманием дети выходят из школы. А если цель бессмысленна и иллюзорна? Получается ли, что тогда современное обучение — игра и иллюзия?
Может ли быть формальная оценка такой штуки, как знание? Что такое знание? Как сигналы от внешнего мира становятся информацией и как превращаются в знание? Эта тема отдельного большого эссе. Остановимся пока лишь на том, что формально оценить знания и что-либо абстрактное невозможно. Аршином не измерить! Но пытаются. Отсюда современный крах системы образования, как и медицинской — там тоже такую сложную систему систем как человеческое тело пытаются усреднить алгоритмизировать, но реальность дает пинка и мы имеем то, что имеем. Об этом тоже требуется обсудить отдельной статьей, к чему еще придем.
Интересно, что люди не придумали шкалу для измерения силы любви или силы веры, а для знаний — постарались. Возможно, все потому, что знание используется для попытки (неудачной) формализации еще одной необходимейшей для человеческого социума абстракции — репутации. На репутации вообще «все держится» — то есть на чем-то железобетонном и неуловимом одновременно. Об этом тоже будет отдельное эссе. А про абстракции уже есть отдельная подробная заметка.
Вернемся к грекам — у них победители состязаний считались любимцами богов. В Афинах праздновали Панафинейские игры, в которые входили не только дисциплины для атлетов, но и музыкальные агоны.
При этом настоящий победитель соревнования у греков тот, кто думает о социуме и об общественном благе больше, чем о себе. Об этом в своих книгах пишет Аристотель (в «Этике» и в «Политике»), об этом рассуждает Платон и другие мыслители того времени.
Если судить по мифам, достойный уважения победитель у греков прежде всего не тот, кто выделяется «концентрированной стихийностью, чрезвычайными физическими и умственными качествами», а «способный замыкать и … быть элементом артикулированного логоса и полиса» т.е. быть активной и созидательной частью социума. (М. К. Мамардашвили, в интервью Улдиса Тиронса).
А ЕСЛИ ПРОИГРАЛ?
Там, где есть победитель, есть и проигравший, а где важна победа, там же поражение — позор. Нельзя участвовать в греческом соревновании и надеяться, что как в детском саду «победит дружба» и «вы все молодцы». Вступая в борьбу, люди соглашались с тем, что есть серьезная возможность потерять все, обесчестить себя и свой род проигрышем. Соревнования были тяжелые, можно было получить увечья или даже умереть.
Поэтому участники соревнований брали на себя полную ответственность за свои действия, которая, почти как на поле боя: перед лицом опасностей и жесткого соперничества — кристаллизовала личность и люди быстро взрослели.
Ни о какой инфантильности не могло быть и речи: есть победитель и проигравшие, величие или позор. Отказаться от участия в играх тоже было позорно: «ты не хочешь славить богов? как же так?» Поэтому суровую «школу взросления» проходили все и начиналась она с самого юного возраста.
Возможно, поэтому демократическая система процветала в античной Греции? В демократиях все механизмы работают адекватно, если решения принимают взрослые люди, личности, которые понимают и принимают ответственность за свои поступки и свой выбор.
Соревнования применяют для развития своих членов и современные общества. Об этом говорит лютая борьба юнитов на выживание в корпорациях, и слова Стива Джобса «оставайтесь голодными, оставайтесь безрассудными» тоже про это.
Любопытно наблюдать, как компания Netflix выстроила на греческих принципах свою корпоративную культуру, а потом они даже написали книгу, на которую, как на Библию, ссылается каждый второй корпоративный лидер.
Что же такого особенного делает Netflix? Оказывается нанимают лучших, платят выше рынка, сталкивают их лбами устраивая соревнования «на вылет». Каждый может высказать свое мнение и свою критику даже главе компании, то есть поучаствовать в соревновании на «кто тут у нас самый умный», разумеется, под личную ответственность.
Цена ошибки велика и равняется цене молчания — то есть отсидеться в дальнем углу тоже не получится, в борьбе придется участвовать всем. Вообще, в компании много отвественности и много свободы действия. Которую придется брать. К слову, за такое компания должна платить не просто выше рынка, а во много раз выше рынка, но хитро экономит. Почему бы и нет, если есть спрос?
Книга, к слову, называется «Никаких правил. Уникальная культура Netflix». Как мы видим, ничего нет уникального и нового под луной (кроме, может, наглости маркетологов) и принципы формирования сообщества все те же, греческие.
Хотя, греческие ли? Сталкивание лбами за деньги и намеренная провокация, никакой этики и минимум правил… хм.. где же мы это уже видели? О римлянах обсудим чуть позже, но заметим, что, кажется, нет ничего достойного и прекрасного в корпоративной культуре Нетфликс.

Аристотель в «Политике» пишет (книга VIII, ч. V), что «первую роль должно играть прекрасное, а не животное. Ведь ни волк, ни какой-либо другой дикий зверь не вступил бы в опасную борьбу ради прекрасного, но, скорее, только доблестный муж.»
Здесь мы видим саму суть соревновательности в понимании греков — сложная и даже опасная борьба с достойным соперником сама по себе является воплощением прекрасного. Тысячи лет спустя мы все так же восхищаемся красивой мастерской победой по правилам в играх, спорте и искусствах. Правда, таких очень мало. Как мы видели в части про ответственность, мало просто созерцать прекрасную борьбу — для развития личности надо в ней участвовать.
Греческие соревнования не проводились лишь в тех областях, где люди трудились за деньги (среди ремесленников, например), так как представители этой касты не относились к демосу и следовательно, не имели ничего общего с свободнорожденными гражданами.
Соревнование затевались не ради наживы, развлечения или выяснения кто сильнее, а ради самого соперничества, ради игры как священного акта — одной из самых высоких форм общения людей.
Игра была продолжением древних ритуалов инициации, знаменующих переход участников действия на новый этап развития. Это еще раз объясняет важность участия в соревновании ради самого участия, а не ради победы, хотя выступить достойно тоже было крайне важно.
Аристотель в «Политике» (там же, книга восьмая, часть пять) пишет: «однако те (родители), которые слишком ретиво направляют детей в эту сторону (обучения ради побед в соревнованиях) и оставляют их невоспитанными по части того, что необходимо для жизни, в действительности делают из них ремесленников».
Ремеслом у таких детей будет побеждать в Играх, а значит все очарование и смысл соревнования теряется из-за тщеславия. Игры в Греции — это ритуал, сакральный способ замены силового конфликта на спортивное противостояние, а не победа ради плюшек.
Чтобы понять суть соревновательности у греков в её идеальной форме, можно посмотреть как Аристотель описывает изучение искусства в воспитательных целях.
Все в той же восьмой части своей «Политики» он подробно объясняет, что изучение музыки или рисования для детей демоса с одной стороны необходимы, но только в тех рамках, чтобы уметь понимать тонкости, оценивать профессионалов, наслаждаться искусством и иногда развлекаться, а не до такой степени, чтобы самим становиться музыкантами, скульпторами и художниками, что является ремесленничеством и недопустимо для демоса.
Тут требуется сделать небольшое отступление для лучшего понимания греков и заметить, что же является добродетелью для греческого демоса и к чему требуется стремиться (оттуда же из Политики):
«добродетель … состоит в надлежащей радости, любви и ненависти, и, очевидно, ничего не следует так ревностно изучать и ни к чему не должно в такой степени привыкать, как к тому, чтобы уметь правильно судить о благородных характерах и прекрасных поступках и достойно радоваться тем и другим.»
Таким образом, не только участвуя в играх человек приобщается к прекрасному и ощущает «волшебство», возвышенность момента соревнования, но и как зритель. Более того, уметь оценить соревнование со стороны, то есть быть искушенным ценителем и судьей, а не праздным зрителем тоже требует навыков и само по себе искусство. В Древней Греции, где все сами участвовали в соревнованиях, оценить других было проще.
Легко делать выводы о физических данных — заметить кто прибежал первым или кто метнул копье дальше, но сложнее понять, кто более ловок и вынослив, и уж совсем сложно оценить абстракцию. Как быть уверенным, чья скульптура лучше, или чей танец прекраснее? Мастера может заметить и оценить только другой мастер, но даже его/ее оценка будет лишь мнением.
Историк-эллинист Жан-Пьер Вернан проследил образование греческого мышления и ценностей. Его труд «Происхождение древнегреческой мысли» рассказывает о формировании особенной культуры греков после распада микенского царства, основанной на проявлении свободомыслия, предпочтении созерцания как метода познания мира и состязательного мышления.
Как вообще зародились Олимпийские Игры и их аналоги? Потеряв символ и стимул сплочения в виде царской власти, Древняя Греция могла погибнуть в конфликтах соперничающих группировок за влияние. Раздор и союз были двумя сторонами отношений аристократии, пришедшей на смену царскому авторитету. Единственным способом спасти общество стало переосмысление соперничества из простой борьбы за ресурсы в состязание ради чести и славы и замена вооруженного конфликта на спортивное состязание. Сразу же борьба обросла негласными законами, которые в последствии помогли сформировать и законы для социума. Борьба стала узаконенной и регулируемой, а позже обогатилась нюансами нравственной красоты, которую мы обсудили ранее.
ПРО УДОВОЛЬСТВИЯ И МОЗГ
Об этом уже было в заметке «ИСТОЧНИК БЕСКОНЕЧНОГО СЧАСТЬЯ». Дополним к ней вот что. Пусть у нас будет три условных типа удовольствий по типу уровней мозга и тогда:
1) рептильный (да/нет, победа или поражение): чемпионат мира по футболу, Олимпийские игры, бой на ринге — это «рептильные» соревнования.
2) лимбический, как у млекопитающих (нравится не нравится), консенсус решается голосованием судей или еще хуже голосованием слушателей. Часть олимпийских игр (например, художественная гимнастика или фигурное катание), или песенные соревнования вроде «Голос» в своей модели или «Евровидение» немного похожи на лимбические (в реальности там маркетинг и шоу по сценарию, а не соревнование, но мы про суть).
3) неокортексиальные удовольствия для извилин. Именно они и были древнегреческим идеалом соревнования. Сложно придумать пример.
Пожалуй, если вы когда либо попадали в хороший джазовый клуб, и вдруг там в какой-то вечер собирается группа музыкантов, которые обычно вместе не играют, но, бесспорно, мастера. И эта группа начинает играть, разумеется импровизировать, изучать друг-друга без всякого плана плана, просто поток творчества, и в какой-то момент музыканты забывают, что они на сцене и начинают играть для себя, соревноваться друг с другом, подначивать, играть «в-кайф».
Переход в этот волшебный момент всегда можно ощутить. В эту секунду вся атмосфера клуба меняется и начинает «дышать по-новому». Именно тогда можно прикоснуться к невероятной красоте человеческого гения, глубинных нот души, которые раскрываются в спонтанности и соревновательности с равными, но без особой цели, а ради самого момента. Думаю, именно это должны испытывать люди демоса при созерцании истинных состязаний.
Через то, как человек понимает такие моменты и как реагирует можно судить о тонкостях его души и сложности развития. Чем более развитый мозг, тем большую сложность мира он замечает.
То есть и через участие в соревнованиях и, даже более, через их созерцание и суждение о них можно оценить личность и заработать определенную репутацию.
Репутация, как один из основных механизмов формирования социума тем более неуловима и неоценима, чем более развито это общество. Впрочем, есть и другие причины для развития игр в греческом полисе.
Возвеличение борьбы, конкуренции, соперничества сочеталось с чувством принадлежности к одному и тому же сообществу, с потребностью в единстве и социальной унификации.
Агональный дух, дух состязания, вдохновлявший знатные роды, пронизал все области деятельности…. Политика также, в свою очередь, приняла форму агона — состязания в красноречии, борьбе мнений… Участники словесных баталий, состязаний ораторов в этом иерархическом обществе составляют группу людей, равных друг другу.
Жан-Пьер Вернан, Происхождение древнегреческой мысли, глава вторая
Так из идеи упорядоченного соревнования родилось понятие равенства людей (но не одинаковости!) и унификации правил конкурентной борьбы, что стало предпосылкой формирования демократических взглядов (в среде демоса, конечно) и позволило культурно развить общество.
ЭТРУСКИ и ДРЕВНИЙ РИМ
В рамках данного эссе рассмотрим лишь некоторые культурные отличия античных Рима и Греции. Некоторые нюансы уже обсудили, теперь добавим деталей.
В то время как «заслуги» Римской Империи в области политики, риторики, военного искусства, права и религии велики, культурное наследие Рима вызывает противоречивые оценки исследователей.
Греческие обычаи стали перениматься римским обществом после завоевания Греции во II в. до н.э. Древний Рим, наследник богатой философией, культурой и искусством Древней Греции, эти самые культурные ценности не чествовал.
Более примитивный по уровню развития своего социума, чем греческий — Рим не стремился к созерцательному познанию мира, а желал им обладать. Поэтому римляне уважали военное дело и все, что способствовало расширению границ империи. Греки тоже много воевали, но именно Римляне сделали войны смыслом жизни своей империи.
Красота и мирная философия отвлекали римских граждан от важных кровожадных дел, поэтому правители Рима строили свою социальную систему на презрении к искусству. Вместо любимых греками театра и поэтического состязания, римляне больше почитали гладиаторские бои насмерть, которые они переняли до завоевания эллинов у этрусков, населявших территорию Италии того времени (примерно район Тосканы).

Причем гладиаторский бой у этрусков был ритуалом и частью погребального обряда во время похорон важных персон, который всегда завершался смертью гладиатора. Так как это был обряд, бой изначально был неравный, намеренно зрелищный и жестокий. К рукам или ногам борца были привязаны веревки, и распорядитель действа мог дернуть за них в решающий момент, помешав сражающемуся, что могло привести к смерти.
Ритуал — не соревнование, и не развлечение зрителей, а смертельный «танец с погибелью» ради престижа — ведь негоже важной персоне отправляться в загробный мир в одиночестве, и бастуарий (bustuarius, от bustum — «гроб», «могила», то есть «надгробный боец», гладиаторами их назовут позднее) выполнял обряд, принося себя в жертву.
Страшное действо затевалась не ради того, чтобы «обеспечить умершему спутника», как объяснялось зрителям, но главное — для передачи сакральных смыслов собравшимся.
«Функция ритуала в сообществе заключается в обеспечении надлежащих правил для действий в сфере священного, а также в обеспечении моста для перехода в мир мирского» (Британика).
Жертвоприношения у погребального костра были как у древних греков, так и у более примитивных племен. Танец с быками на Крите так же выглядит как кровавый ритуал.
Мы мало знаем об этрусках, но похоже они были более развитым (чем поглотившие их римляне) сообществом со сложной системой верований. Однако, как бы автору не хотелось погрузиться в обзор, в рамках данного эссе об этрусках сказано достаточно.
Греческие игры, конечно, тоже были прежде всего сакральным действием, а не просто состязанием. Например, на Олимпийских играх мужчины изначально выступали обнаженными, а женщины не допускались даже в качестве зрителей. Греки строили для таких соревнований стадионы.

Римляне сделали развлечение даже из сооружений. Изначально спортивные сооружения для боев были построены по прототипам греческих театров. Но во времена правления Цезаря римляне разработали трансформер зрительских трибун: две полукруглые деревянные «чаши» могли перемещаться на специальных рельсах. Поэтому в дневное время их раздвигали, чтобы образовать несколько небольших театров, а вечером наоборот сдвигали вместе, чтобы получить подобие стадиона. Причем, трибуны могли быть перемещены вместе со зрителями.
Так римские инженеры изобрели первый аттракцион, и эти катания, словно на «огромной карусели», пользовались огромной популярностью и каждый житель города по словам историков прокатился на нем хотя бы раз. Однако, конструкции были хлипкими и иногда разваливались под тяжестью толпы, и тогда люди гибли тысячами. Поэтому следующий этап эволюции зрелищных сооружений был уже в камне и его пример — колизей, дошел и до наших дней.
Древние греки ставили духовные потребности выше материальных и отличались скромностью и умеренностью. Римляне напротив ставили своей целью накопление ресурсов.
В Греции поэты стояли высоко в общественном мнении, им были открыты высшие государственные должности. У римлян театральные представления были скорее ради забавы, поэты получали деньги за пьесы, как оплату за ремесло, что в глазах общества делало их ремесленниками. В Риме пьесами занимались люди низшего сословия и даже рабы. Ремесло актера тоже ценилось крайне низко. Оно и было даже ниже, чем звание наездника или гладиатора. Эти профессии, как и актерское мастерство определялись в законе как люди, которые зарабатывали на жизнь телом (qui corpore quaestum facit).
За редким исключением в искусство не шли талантливые люди, поэтому что это означало бесчестие. Лишь несколько актеров были почитаемы зрителями. НЕ самая лучшая ситуация была и с философами. Зато процветала религия.
В других отношениях мы или равны другим народам, или даже ниже их, но в отношении религии, т.е. поклонения богам, намного выше… Цицерон (Cic De nat. deor. 3.3.8)
В других отношениях мы или равны другим народам, или даже ниже их, но в отношении религии, т.е. поклонения богам, намного выше… Цицерон (Cic De nat. deor. 3.3.8)
Вся религия Римского народа первоначально состояла из обрядов и ауспиций, а затем к этому добавилось третье — прорицания… Цицерон (Cic De nat. deor. 1.22.61)
Вся религия Римского народа первоначально состояла из обрядов и ауспиций, а затем к этому добавилось третье — прорицания… Цицерон (Cic De nat. deor. 1.22.61)
Чем меньше народ «общался» с возвышенным и философским, тем менее в нем было любопытства познать сложное и новое, и более обществу хотелось быстрым способом это непонятное в мире объяснить с помощью мистики. «Искусство предсказания» в Риме было возвеличено до пожизненной государственной должности и ни одно важное дело в жизни человека и всего общества не обходилось без помощи прорицателя в распознавании «совета богов».
При императоре Августе в I в. до н.э. в период расцвета диктатуры и основания Римской Империи, театр служил средством отвлечения народных масс от политической борьбы.
К слову, Август настолько преуспел в своих стараниях пресечения конкурентов, что будучи первым императором правил Римом целых 40 лет. В отличии от своего предшественника, Август после правления спокойно дожил до 76 лет и умер от старости. 17 сентября 14 года н. э., через месяц после его смерти, сенат признал его богом (!) и учредил государственный культ в его честь, а мы до сих пор две тысячи лет спустя называем месяц, который он считал особенно удачным (были громкие победы) и в котором умер — Августом, именно в его честь.
Любому воинственному социуму и тем более диктатуре — не выгодны свобода мысли и культурное развитие своих граждан. Возможно поэтому Древний Рим не создал новых достойных конкурентов древнегреческим философским системам.
Практичные римские идеологи взяли из философии греков две основные идеи, очень полезные для военного времени — контроль над страхом смерти (эпикуреизм) и этика её достойной встречи (стоицизм). Но даже эти доктрины были искажены и обезображены по сравнению со своими греческими аналогами.
Стоицизм, к примеру, потерял понятия гордости, достоинства, уверенности в себе и непоколебимость, а обрел слабость, ощущение ничтожности, растерянность, и безынициативность, принятие судьбы и подчинение высшим чинам.
Любопытно, что в наше время, стоицизм тоже активно восхваляется западными деятелями, как новая «религия» для хипстеров и поколения X, но внимание уделяется именно римским мыслителям и римской модели стоицизма — убогой и чудовищной подделке своей древнегреческой родственницы.
«О, времена, о, нравы»
Без греческих канонов этического воспитания постепенно из мышления людей стали исчезать достоинство и уверенность в своих силах, столь вредные для огромной империи, которой были удобны послушные граждане. Философы стали больше похожи на духовников средних веков, успокаивая и примиряя людей с обстоятельствами жестокого мира вместо призыва познать себя и мир и изменить его*.
* Тут автор жаждет провести параллель с современной философией и сочащимся из всех ее щелей пессимизмом, но пусть пытливый читатель сделает это сам (при желании).
Самое главное греческое, что не имели римляне — это, пожалуй, оптимизм. Восприятие жизни как удивительного приключения и любопытство.
Базовая картина мира в риском обществе — это борьба за выживание, неизбежность боли и страданий, а значит выгодны покорность судьбе и системе. Кажется, такое мировоззрение более полезно для сдерживания и угнетения порывов, но не для созидания и развития. И уж точно она не для счастливой полноценной жизни.
У греков картина мира была несколько иной, основывалась на вере в светлое завтра и в защиту и поддержку богов. Кажется не удивительным, что римская цивилизация не создала ничего хоть сколько нибудь достойного греческого уровня в философии и культуре.
Древняя Греция была оптимистической цивилизацией, направленной на развитие, исследование нового, любование прекрасным и природой. Гедонизм, радости жизни, пирушки с поэтами и певцами — тоже процветали. Достойные соревнования и почитание богов через прекрасное.
Рим, похоже, был другим. Предоставление «хлеба и зрелищ» толпе стало приоритетом правления, а кровь и алчность — почти «приветствовались». Талантливо обмануть ближнего у римлян чествовалось, как замечательное достижение, а у греческого демоса обман считался насилием. Военная суровость и лимитированость ресурсов росла, а деградация нравов — поощрялась.

А что же с соревнованиями у Римлян?
Римские жители не участвовали в соревнованиях, как греки. Вместо этого римляне посещали гладиаторские бои — то есть наблюдали даже не за соревнованием, а за представлением. Для срежессированных гладиаторских шоу главным был вызов эмоций толпы, а не воспитание или восхваление прекрасного. К тому же, гладиаторы не были свободными людьми, но рабами, презренными.
Хотя бывали и исключения. Хотя выступление свободных граждан на арене императора считалось бесчестием, история имеет пример в виде римского императора Коммода (который был воспитанником Марка Аврелия). Каким образом великий Аврелий воспитал такое чудовище как Коммод? Это тема для размышления, но не для этого эссе. Коммод кроме прочих распутств обожал выступать в роли гладиатора (секутора), и провёл 735 боёв с другими гладиаторами и животными.
Судя по летописям, Коммод был редкостным чудовищем, возмущал своим поведением окружающих и крайне плохо кончил, будучи преданным и жестоко убитым в возрасте 31 года своими ближайшими людьми и любовницей. До этого его безуспешно пыталась убить собственная сестра. К слову, эта история рассказана Ридли Скоттом, который снял в роли Коммода Джоакина Феникса в фильме Гладиатор. В реальности Рим не вернулся к республике, как это показал режиссер в фильме, но в целом работа достойная внимания.
То есть все это действо на сцене Колизея и им подобных было отвлечением зрителей, а не развитием общества. Эмоции агрессии выплескивались, потребность достигать закрывалась иллюзорно, как через игру — и у зрителей, как и у игроков создавалась иллюзия свершения, уже не было желания чего-то изменять в своей жизни и окружающем мире.
Плачевная ситуация была в Риме и с искусством — хотя художественные военные трофеи высоко ценились, но самим римлянам заниматься им считалось позорной тратой времени. Искусство больше не было образовательным инструментом как у греков, а становилось кичливым символом богатства и власти.
Единственным искусством, которое считалось достойным была литература, которую активно использовали для отвлечения внимания. Особенной популярностью пользовались проза, сатира и комедия. Проза развивалась главным образом в историю и красноречие — благодаря культу ораторского искусства.
Во время все того же императора Августа произошел расцвет римской поэзии и это время называется местным “Золотым веком”, а имя ближайшего друга императора Гая Цильния Мецената, стало нарицательным.
Вследствие государственного переворота, уменьшившего участие общества в политической жизни, занятие литературой, особенно поэзией, принимает в это время огромное развитие. Входит в моду чтение своих произведений перед публикой, появляется множество кружков и литературные партий. Примером является кружок Мецената, созданный с целью пропаганды идеологических основ, угодных республике и её диктатору.
Возможно, благодаря Меценату и его поддержке Древний Рим все же сделал в мировую культуру небольшой вклад и принес поэтические произведения Вергилия, Горация и некоторых других.

О РАЗЛИЧИЯХ В КАРТИНАХ МИРА
Может показаться, что римское общество представляло собой одичавший вариант греческого. Но правильнее будет отметить, что это два разных социума с разными мировоззрениями и картинами мира. Как мы уже обсудили выше, греки использовали культуру, философию и соревнования как элементы религиозных ритуалов, но в основе все-таки были цели снижения конфликтности и сплочения общества.
Вспомним Аристотеля, что «человек — существо политическое», то есть социальное, общественное (об этом же он говорит и в «Политике»), поэтому величайшая радость для каждого представителя демоса в их картине мира — вклад в процветание общества (полиса) в меру сил и возможностей.
Аристотель в трактате «О Душе» размышляет, что мышление человека — «это разумение, познание и истинное мнение». Без образования и понимания мира нет базы для развития (познания), а без мнения — нет личности. Причем мнение должно быть истинным (без иллюзий).
То есть можно сказать, что локус внимания греков был направлен на себя, а фокус — во вне на полис и в созидание, как у взрослой сформированной личности. Взрослый человек создает вокруг себя благоприятные условия, меняет среду и устраивает наилучшим образом жизнь свою и по мере возможности помогает в этом окружающим (а они — ему/ей), и в этом объединении ради общего блага и есть сила человеческого социума.
Личности неразвитые, инфантильные в противоположность взрослым как дети — не действуют самостоятельно, не имеют своего мнения и ожидают команды свыше, священного знака, правильного предсказания и вообще помощи и действия «взрослых».
Именно взрослые свободные люди (говоря современным языком развитые и образованные) и были участниками общественной жизни в Греции и являлись представителями демоса, которые участвовали в формировании консенсуса.
Но после расцвета Афин наступил и упадок, когда греческие демократии превращались в монархии, а в Риме они стали тираниями. Свободные граждане все меньше влияли на жизнь общества и ради стабильности социум все более разобщали.
Люди теряли ощущение влияния на мир вокруг них и «взгляд вовне» становился все бессмысленней, поэтому граждане начали уделять больше влияния себе и своему внутреннему миру. Ведь только уходя в свой внутренний мир, можно было почувствовать себя свободным и ощутить свое существование (через влияние на мир, в данном случае на мир иллюзий). Так фокус внимания смещался из внешнего мира на мир внутренний.
А что же локус контроля? Автономность вела к одиночеству, инфантилизации, никчемности собственной жизни и неудовлетворенной потребностей создавать и достигать. В таких чувствах человек искал все больше поддержки в мистике, суевериях, религии и государстве (как опекающем родителе). И среднестатистический римский житель все больше становился «ребенком», отдавая все больше отвественности в руки «судьбы».
Помните, как мы обсудили, что Августа объявили богом посмертно? Не он же сам из могилы руководил мнением своих сограждан — это общество ведь согласилось с обожествлением тирана, запомнило и донесло до наших дней память о нем. Кстати, постоянное включение в состав общества на равных менее развитых племен, активно применявшееся в Риме тоже, возможно, тоже развращало и отупляло его.
Размывало социальное неравенство и консенсус, который в греческих полисах строился на мнении развитой образованной «верхушки» — свободных богатых собственников, а в Риме (ближе к концу существования) формировался в том числе и полудикими легко внушаемыми «варварами», готовыми на что угодно ради чудес «Великого Рима».
В силу многих причин, которые мы едва поверхностно коснулись в этом эссе, самосознание людей, консенсус, направление внимания, точки стабильности и т.д. в Риме, похоже, отличалось от древнегреческих. Было бы здорово заметить, осознать эти причины и учиться на ошибках древних цивилизаций
ШИЛЛЕР И ЕГО ПИСЬМА (вместо заключения или как начало нового эссе)
У философа Фридриха Шиллера есть труд «Письма об эстетическом воспитании человека», который попал в руки автора по совету «знающих» уже после написания этого эссе и поэтому оно не было опубликовано так долго — автора захватили размышления.
Во-первых, Шиллер благосклонно относится к игре и ее благотворному влиянию на общество, что у автора вызывает большие сомнения, и, возможно, в одном из следующих эссе эта тема будет раскрыта.
Во-вторых, у Шиллера есть теория о том, что человек представляет собой две части: «устойчиво пребывающее» = личность, и «непрерывно изменяющееся состояние личности» = чувства. То есть Шиллер утверждает, что чувства меняются, но мы всегда остаемся собою, потому что личность не меняется с течением времени. Но на скромный взгляд автора нет ничего постоянного внутри человека, и личность свою устойчивость через мозг не получает. Поэтому автор эту идею с Шиллером не разделяет.
На психику, чувства, картину мира, веру, иллюзии — т.е. на личность человека, как на любую систему, постоянно влияет огромное количество сигналов, под действием которых личность может изменяться. Весь смысл личности в адаптивности, в возможности как развиваться так и деградировать (например, из-за болезни). Нет постоянства в личности в этом непостоянном мире, Mobilis in mobili (подвижный в подвижном, изменяющийся в изменяющемся), как писал Жюль Верн. Что же, у Шиллера получается только чувства развиваются, а все остальное остается неизменным с рождения?
Во-вторых, Шиллер говорит о двух типах государства — и тут автору эта идея его кажется здравой: существует разумно организованная форма и само-организуемая (т.е. природная).
Природа поступает с человеком не лучше, чем с остальными своими созданиями; она действует за него там, где он еще не в состоянии действовать как свободный интеллект…. Придя в себя из состояния чувственной красоты, он сознает себя человеком, озирается и видит себя — в государстве. Принужденный потребностями, он очутился там прежде, чем свободно мог избрать такое положение; нужда создала государство по простым законам природы ранее, чем он мог сделать то же самое по законам разума.Шиллер «Письма об Эстетическом Воспитании Человека», Письмо 3
Естественное государство — всякое политическое тело, основывающее свое первоначальное устройство на силах, а не законах.Шиллер «Письма об Эстетическом Воспитании Человека», Письмо 3
То есть в государстве природном, которое само по себе образовалось, а не было создано человеком, такое примитивное государство является «государством нужды, а не государством свободы».
Природа полисов, свойственная греческим государствам, где каждый индивид наслаждался независимой жизнью, а когда наступала необходимость, мог сливаться с целым, теперь уступила место искусному часовому механизму, в котором из соединения бесконечно многих, но безжизненных частей возникает в целом механическая жизнь.Шиллер «Письма об Эстетическом Воспитании Человека», Письмо 3
Природа полисов, свойственная греческим государствам, где каждый индивид наслаждался независимой жизнью, а когда наступала необходимость, мог сливаться с целым, теперь уступила место искусному часовому механизму, в котором из соединения бесконечно многих, но безжизненных частей возникает в целом механическая жизнь.Шиллер «Письма об Эстетическом Воспитании Человека», Письмо 3
Тут надо отметить, что личность цельная психически развита и самодостаточна. Ей не требуется сливаться с другими личностями, чтобы ощутить себя в безопасности, т.е. ощутить себя цельной. Развитая личность может объединяться с другими личностями без потери своей индивидуальности и неся полную ответственность не только за свои личные действия, но и за действия всей группы, в которой эта личность на данный момент действует.
Неразвитая же личность стремится к слиянию с близкими и толпой, и так ощущает себя счастливой, не одинокой итп. Вот отрывок объяснения из поста в социальных сетях о том, как люди рационализируют себе слияние с толпой сами не понимая истинных целей:
Удивительно, что люди в зрелом возрасте (за 30) воображают себя ничем не отличающимися от клеточных организмов — «биотЫ» и берут с нее пример поведения? А ведь говорящий об этом человек считает себя интеллигентом, знает о существовании Гегеля и Канта, говорит на нескольких языках, эмигрировал из родной страны. Любопытен и взгляд на «размазывание рисков» в командной работе (то есть снятие с себя ответственности), и вера в то, что «система получается более надежная». То есть ответственность за свои действия, которую некоторые индивиды позволяют себе скинуть на общество, по их мнению куда-то чудесным образом исчезает (раз система становится лучше?). Это вера в сказу и неумение смотреть в долгосрочной перспективе, но реальность такие иллюзии в любом случае разобьет. Ведь что бы не натворила эта группа людей, и они сами и все общество все равно будут отвечать за их поступки.
Однако, если присмотреться, слияние в одно целое, отказ от личности и превращение человека в винтик или в клетку (биоту) — это не странная позиция одного человека, а полностью соотвествует тому, что Шиллер называет государство природное, т.е. неразумное.
… постепенно уничтожается отдельная конкретная жизнь ради того, чтобы абстракция целого могла поддержать свое скудное существование… Шиллер «Письма об Эстетическом Воспитании Человека», Письмо 6
Шиллер отмечает, что греческая модель социума представляла собой высшую точку развития общества. По мнению автора к греческой модели прибавились еще конструкты христианской морали с механиками прощения и работы с репутацией, сейчас же, кажется, общество стремительно отказывается от сложной и разумной формы организации своего социума в пользу простой природной системы принуждения и алгоритмов. О предпосылках такой деградации написано эссе Симулякр Личности, которое и следует считать продолжением этого текста.
